Прежде всего решил подкрепиться. Достал карманную флягу, отпил несколько глотков коньяку и съел полплитки шоколада. Однако от этого лучше не стало. С трудом, встал на лыжи, уточнил по компасу курс и, захватив остатки бортпайка, сигнальный пистолет, ракеты, двинулся на восток по целинному снегу, резавшему глаза нетронутой белизной.
Часа через полтора на пути выросла высокая сопка. Чтобы обойти ее, нужно было сделать большой крюк. Я решил перебраться напрямую. С неимоверным трудом удалось достичь вершины. Присев, осмотрелся кругом. Небо чистое: ни облачка, ни самолета.
Отдышавшись, снова пустился в путь. Томительно медленно тянулось время. Начал уставать и уже реже "форсировал" сопки напрямую. Неожиданно увидел след. "Да это же прошел Михаил Топтыгин, - мелькнула догадка. - Видно, война потревожила бурого хозяина, и он из своих лесных владений ушел в сопки".
На всякий случай приготовил к бою пистолет и пошел дальше, посматривая по сторонам. Кругом тянулись бесконечные заснеженные сопки, и на вершине одной из них увидел стоящего на задних лапах огромного медведя. Он басовито рычал. Я достал сигнальный ракетный пистолет.
Взрыв ракеты насмерть перепугал медведя. Высоко подпрыгнув, он сорвался со скалы, кубарем скатился на дно ущелья и, оглядываясь, длинными прыжками пустился наутек.
Несмотря на страшную усталость и сильную головную боль, мне трудно было удержаться от смеха.
По времени давно царила глубокая ночь, однако вокруг было светло как днем. В это время здесь, на севере, солнце уже не заходит за горизонт и его потускневший медный диск медленно катится по краю земли, освещая все вокруг призрачным, неярким светом.
А я все шел и шел, пока не наткнулся на узкое, довольно глубокое ущелье с быстрой, говорливой речушкой. Места, где можно было бы перебраться на противоположную сторону, не нашел: "Придется прыгать". Все, что было на мне тяжелого, я перебросил на небольшой уступ скалистой сопки. Довольно удачно перелетели лыжи с палками и сигнальный пистолет с ракетами. Мешок с бортпайком, не долетев до площадки, к моему ужасу, шлепнулся на склон и скатился. Я чуть не бросился за ним, но слабый всплеск воды на дне ущелья отрезвил меня. Перепрыгивая, чуть сам не сорвался вслед за мешком и лишь чудом удержался, ухватившись руками за один из острых уступов гранита.
И вот я снова был в пути и устало передвигал натруженные ноги. Мои мысли все время неотвязно вертелись вокруг утонувшего мешка с пайком. Я отчетливо представлял его лежащим на дне в прозрачной, как хрусталь, ледяной воде. Видел, как вокруг него резвилась стайка юркой серебристой форели.
Мне страшно захотелось есть.
Мучимый голодом и усталостью, досадуя на свою оплошность, я брел на лыжах по целинному снегу. Неожиданно услышал странные звуки, похожие на воркотню голубей. "Но какие могут быть тут голуби?" И вдруг увидел рядом стайку белых птиц. "Как же я не догадался сразу? Ведь это же полярные куропатки!"
Мне вспомнилось далекое детство. Сибирская тайга. Охота. Костер, Дичь на вертеле. От этих воспоминаний, как говорят, потекли слюнки.
Куропатки оказались совсем непугаными. Я поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Пока вторило гулкое эхо, птицы, свистя крыльями, поднялись невысоко в воздух, отлетели метров на пять и как ни в чем не бывало опустились на снег.
Напрасно я смотрел на то место, куда ударилась пуля. Убитой куропатки не было.
"Вот ведь какая досада, промахнулся! Наверное, поспешил", - подумал я и опять тщательно прицелился. Звонко прозвучал выстрел, и снова промах. Куропатки были как будто неуязвимые. Я разозлился и открыл беглый огонь, и опять промах за промахом...
Расстроенный неудачей, двинулся дальше. Прошел еще час, и на одном из спусков потерпел аварию. Налетел на валун и сломал лыжу пополам. С досады бросил и вторую. Теперь путь стал тяжелее. Я медленно продвигался вперед, по пояс проваливаясь в снег. С трудом вскарабкался на очередную сопку и, достигнув вершины, увидел вдали море.
Я находился на западных скалах Ура-губы. А в одной из бухт восточного берега, в тени скал, стоял с красным флагом на мачте рыбацкий траулер. Не скрою, очень обрадовался этому кораблю. Однако нас разделяла вода, а идти в обход по сопкам семь - восемь километров у меня не хватило бы сил.
К траулеру вел и другой путь, вдвое короче. Во время отлива вода обнажила дно, по которому можно было приблизиться к судну. Я спустился по отвесным кручам к берегу, но, коснувшись подошвами обледенелых камней, понял, какую допустил ошибку. Теперь я скользил на каждом шагу, падал, поднимался, снова падал, опять поднимался, теряя последние силы...
Мне удалось пройти лишь половину пути, когда начался прилив. Зловеще поблескивая, ледяная вода заметно для глаз поднималась и заливала каменистую узкую полоску берега. Надо было скорее вскарабкаться на ближайшую гранитную кручу. Пока нашел такую скалу, вода уже успела коснуться моих унтов. Опасность удвоила силы: я мигом взобрался на обледенелую кручу и только здесь, на ее вершине, задыхаясь, опустился на уступ. Прижавшись спиной к граниту, я смотрел на север...
На горизонте виднелась узкая темная полоска. Я знал, что это недобрая примета. В Заполярье такая полоска обычно быстро вырастает в мрачную тучу, которая в лучшем случае пронесется "зарядом" из снега и шквального ветра, а может принести и многочасовой шторм на море и снежную бурю на суше.
Теперь было не до отдыха!
Три часа преодолевал я последний отрезок пути. Увязая в глубоком снегу, медленно, шаг за шагом двигался вперед. И вот, наконец, поднялся на крайнюю сопку. Внизу, совсем рядом, стоял рыбацкий траулер. По оживлению, которое царило на палубе, стало ясно, что он вот-вот снимется с якорей. Я бросился было по сопке вниз и... остановился перед обрывом.
Путь к кораблю отрезан.
От такого неожиданного открытия смертельная усталость вдруг свинцом налила все тело, и я без сил, в полном отчаянии опустился на снег.
А погода уже портилась. Небо затянуло низко плывущими облаками. Засвистел в расщелинах порывистый ветер, подняв на заливе белые буруны. Задымились снежными вихрями гребни и вершины сопок. Я с трудом вытащил из-за пояса сигнальный пистолет. Выстрелил... И больше ничего не помнил...
Пришел в себя, ощутив во рту вкус спиртного, и услышал голоса людей. Чья-то жилистая рука с синим якорем поддерживала меня за плечо. Не знаю почему, но мой взгляд, как магнитом, притянуло к якорю на руке, словно это был якорь моего спасения.
Наконец понял: меня поддерживают два дюжих матроса и осторожно спускают по крутизне сопки к заливу.
Уже совсем стемнело, когда моряки доставили меня на палубу траулера. Ревел шквалистый ветер, и все вокруг тонуло в плотной снежной мгле - налетел страшный северный "заряд".
